Виктор Кривулин
Стихи 2000 года
дела Твои,
Господи, как не твои -
Белый пепел
поет на своем бельканто
Пепел белый
звенит
И не жалко
слушателей но музыканта
жаль за то что
закатанные в зенит
пусты глаза его
той пустотою
какая
воспроизводит себя каждый вечер после семи
исключая
субботы и среды, время простоя
зону отдыха
Бога семьи
В эти редкие
дни он едва не библейский плотник
или столяр евангельский, что прилаживает столешницу в том саду
где опустится вечер любви на вопленье больных животных
на едва ли
кому-либо слышимое: "Иду!"
Хозяин торопит
- гости уже на подходе
Слезятся доски
стола смолянистой слезой
А вино затевает
речь о своем урожайном годе
оно в кувшинах
густеет как воздух перед грозой
но не для него. Предстоит окончанье работы
и в театре
служебный подъезд
и в буфете
булочки с кремом приторные до рвоты
Вкус обыденной
жизни радующий кого-то
но совсем не
его Он как пятница средь воскресенья
в оркестровой
пропасти - в пепле который поет
Из-за леса -
гул прогресса
Ретроградные
гудки -
от реки
Ну а вечность -
вид с откоса
Фет, беседка
,папироса
вопросительный
дымок…
Да и я бы -
кабы смог -
жил не здесь,
но в том поместье,
где роза,
срезанная вместе
с крупной
каплею росы,
тешит розового
беса
в предзакатные
часы
заплутавшие в
музах
поэтессы в
рейтузах
и поэты в
бахилах -
от словесных
бацилл их
лишь першение в
горле
клекот якобы
орлий
прерываемый
кашлем -
а и вправду не
дашь им
хоть
какой-нибудь возраст -
жизнь пошита на
вырост
гуингнамова
шерсть
лилипутова
сырость
Понеже
мы в манеже -
здесь небо нам
пониже
и в неглиже
земля
Гляди: она и
глина
она же чернозем
-
прёт из нее
картина
морской пейзаж,
галина
галина бланка…вижу
туда мы и
плывем
по волнам чая
липтон
меж критом и
египтом
к непознанным
объектам
к недоотрытым
криптам
за полный
окоем!
Что рассказать
об этом
семейству за
обедом
в объеденный
свой дом
вернувшись
белым дедом?
ну да я был в
манеже
там небо чуть
пониже
и никакой
продажи
бело как перед
сном
объекты и
коллажи
настолько
плоски наши
следы в песке в
пейзаже
что забываешь
даже:
цель плоскости
- объем
весь мир
весь мир
которого нет
весь на экране
как на ладони
поле гадания…что
выпадает? валет
или шестерка
треф - но вали вперед!
Хлопоты злая
дорога худые кони
иные версты
иные дни
берег твой
дальний -
там и живу я
где вертухай
виртуальный
круговую песню
поет
сторожевую
на своем на
языке собачьем
то ли радуемся
то ли плачем -
кто нас,
толерантных, разберет
разнесет по
датам, по задачам
и по мэйлу
пустит, прикрепив аттачем,
во всемирный
оборот
зимний путь
какой-то путин паутина
мухи высохшее
тельце пародийно -
в сущности она
и есть орел,
на курящуюся
печень Прометея
спущенный с
небес, - и от кровей пьянея
в горних видах
откровение обрел
оттащите птицу
от живого человека!
пусть он
полусъеденный пусть лает как собака -
нету у него
иного языка!
летом сани а
зимой телега
но всегда -
ущельем да по дну оврага
с немцем
шубертом заместо ямщика
путь
кремнистый, путь во мрак из мрака
в далеко - издалека
в центре бывшей
империи зябну
скоро совсем
нахохлюсь и перейду на щебет
заговорю
по-ханьски
с пьяницей
Бо-цзю-и
здесь,
уважаемый, на месте старой столицы
среди
чжурчженей и северных шу
мы живем как в
пограничном гарнизоне
я и стихов
давно уже не пишу
так, записки
начальству о состоянии нравов
да и то белой
тушью по синей бумаге
слишком тяжелой
и плотной
для полнолунных
бесед
все о том же - о
состоянии нравов
о ветрах
восточных, они всегда под рукою
за воротом и в
рукаве халата
и в иероглифе
"ночь"
уголья на
железной жаровне
остывают как
синева под ногтями
у солдатика из
новобранцев -
откуда набрали
таких?
большие войска
разбредаются по округе
чем воинов гуще
тем ночи темнее
дни короче зато
прозрачней
суп-лапшевник
варвары любят
шелк и едят на тонкой посуде
мой
терракотовый чайник их не прельщает
грубая красная
глина эпохи Циней -
где ей здесь
настоящий ценитель?
не казали б нам
больше казаков рычащих: "РРРоссия!"
утрояющих
"Р" в наказание свету всему
за обиды за
крови за прежние крымы в дыму…
бэтээр
запряженный зарею - куда он? к чему? -
на дымящейся
чешет резине
тащит рубчатый
след за холмы
и для раненой
почвы одна только анестезия -
расстоянье
доступное разве письму
в молоко, на
деревню, в туман поедающий домы
Девки мясами
трясут:
скоро дескать
Страшный суд
скоро - девятью
четыре -
выйдут волки в
песьей шкуре
воя о всеобщем
мире
как бы явленном
в натуре
Вот когда уж не
спасут
никакие телеса
ни теленки ни
попса
ни седьмые
небеса
над кисельными
брегами
Беглый холодный
огонь
предваряет
вползанье Дракона
из тысячелетья
другого
где уже ни о
ком
ничего-то в
сердцах не сказать -
ни хорошего,
брат, ни дурного
да и полно вам
нищую душу терзать
и склонять
сокрушенное Слово
рай вещей
обещая
клонированных
овец
бессловесное
стадо в долине
он с коротким
лицом, Человеколовец,
не успеешь
запомнить - какой бы ни виделась длинной
жизнь земная
лучше свет
непониманья
ложные его лучи
чем густая тьма
в тумане
говорящая:
молчи!
ночь
молочно-кровяная
вся снаружи вся
внутри
по словечку
отрывая
от огромного:
смотри! -
шляется он
шлягер вещий
целы ночи
напролет
словно краденые
вещи
тайно перепродает
по сомнительным
по клубам
по притонам
голубым
то прикидываясь
глупым
то проигрываясь
в дым
то совсем среди
софитов
высветясь как
пыль и прах
в пепел
обращает свиток
жизни свитой в
небесах
Смирился гордый
человек,
со всем смирился.
Все так бы до
смерти ему
смотреть с
прищуром
на смутный снег
на крупный снег
смоленский
на слепленный
из тьмы
и взятый
контражуром
слепящий силуэт
Отойдем,
человек ненапрасный,
за ларьки от
заряженных водок…
Территория
мира, пустырь
где заря да лазурь да солдат-первогодок -
вечно
полуголодный расхристанный старообразный -
горсть патронов
меняет на дурь
ты
работаешь на дядю
я работаю на
тетю -
поменяемся не
глядя
отношением к
работе:
розовым - на
голубое.
Бог со мною.
Бог с тобою
На гусениц
похожие училки
Учили нас не
ползать но летать:
У собакевича
особенная стать
У чичикова
личико личинки -
Все это мне до
смерти повторять
До вылета из
кокона - в какую
Непредсказуемую
благодать?
Что она есть?
не бумага же -
баба-свобода в
Крестах, за стеной.
Пушкин из
хлебого мякиша
смоченный
горькой слюной
выставленый для
служения
не терпящего
суеты
Музам-соузницам,
к дате рождения,
чудо, насколько
свободного гения!..
Дети в музее
разинули рты:
Он узнаваем -
как я или ты.
2000.
Как бандюга из
майами
В бежевом
кабриолете -
Мимо беженок
чьи дети
С бомбой
возятся в кювете -
Катит год с
тремя нолями
С гордым видом
с мордой стремной
Где-то шорох
костоломнный
Слабослышащих
мужчин
Рев совсем
других машин -
бесконечные
колонны
лет
поворотивших вспять
всем нашим
выдали по первое число
в седьмой
последний день творенья
когда гребчиха
выходная
о гипсовое
опершись весло
перевела
тяжелое дыханье
и обнаружила
что вся она в снегу
что кое-где из
проволоки ржавой
она спортсменка
сооружена
и никакой
посмертной славы
работница
веретена
по воскресеньям
- первая регата
садово-парковая
ранняя весна
из публики -
одни солдаты
чьи на обломках
имена
тупыми
процарапаны гвоздями
чтобы никто
никто их не прочел
ЯПОНСКИЙ ПЕРЕВОДЧИК
я был наверное
тем самым
японцем что
явился людям
с переведенным
дурно мандельштамом -
но русскому
суду за это не подсуден.
пускай меня
возьмут на суд китайский
пускай позорную
повяжут мне повязку
пускай посодят
связанным в повозку
и возят по стране
пока я не покаюсь -
что не проник
ему ни прямо в душу
ни по
касательной, что никаким шицзином
не поверял
строки с притихшим керосином
что сторублевок
жертвенных не жег
на примусе пред
Господом единым…
Поэт, зашитый в
кожаный мешок
подвешенный к
ветвям цветущей груши -
он тоже
соловей, хоть слушай хоть не слушай
еврейский юноша
крещенный в лютеранство
и врать не
ученный и с детством не в ладах
зачем тебе
литературное тиранство
роль пищей
совести при вечных господах?
откуда эта
спесь игра в аристократа
все красная да
черная икра
азовских
осетров разделанных когда-то
на царском пире
Первого Петра?
для
европейского приталенного платья
вертлявый
чересчур и чувственный - и вдруг
он ослеплен,
как Савл, он восклицает: братья!
обнимемся,
восплачем образуем
всечеловеческий
мильонолиций круг
под Шиллеровым
рататуем!
Ах ты Вытегра
откуда вытекла?
Что вокруг себя
Вытегра
видела?
Что ж ты бедная
видела
пока текла?
- Ах что я
видела-видела
покатила я
пока текла
черно бревнышко
по воде воде
горбатенькой
с белым
донышком:
незабристо
живете здесь
небогатенько
а и чем ни
обзаводитесь
собаченка ли
кошатинка
сами сами все
по берегу
босиком да
незаправленными
а туда же в ту
америку
за стволами
лесосплавными
близ компьютера
он вырос
но убил его не
вирус -
кошки съели мой
папирус
больше не на
чем писать!
О весна без
конца и без краю!
Без конца и без
края мечта…
А.Б
.
Время тмится на
часах без циферблата.
Вот уже и
первая седмица
Февраля, и
пленного солдата
Вывели менять
на пойманную птицу
На диковинную
птицу-адвоката -
И не
спрашивают, нужен ли защитник?
Время тлеет на
часах без циферблата,
И хрипит их
рация, пищит их
Частота,
нечистая от мата…
А весна - весна
мне только мстится!
Без конца
блок-посты, и без края
Вечная мечта -
растаять, раствориться,
отлететь,
резвяся и играя,
в даль
безвременья, в надмирные станицы
в бой часов без
циферблата
стало красочно
и блёстко от дешевых
от кайфов
китайских
и блаженны
ящерицы в женах
и шары
фарфоровые совершенны в яйцах
эхо в горах
это от голоса
крови
дыбом встает
каменный этнос
дымом черным
пятнает
белые облака
пришел ахмет со
своими людьми
исмаил со
своими ушел
иранца беглого
латифи
отмыли и снова
содят за стол
переговоров а
он балда
норовит
повалиться вбок
то на спину то
вообще туда
где ржавая
впитывается вода
в золотистый
святой песок
а лермонтову
скажи:
пусть говорит
аккуратно
строго по
тексту
Библии или
Корана
о нагорных
малых народах
о черкешенках и
о чеченках
стройных
печальнооких
чтобы ни слова
худого!
и вообще ни
слова
голос голос
говорит
говорит что
больше нету
голосу ни петь
ни плакать
ни втихую ни
навзрыд
руки всунуты по
локоть
в горло узкому
сонету
а достать
оттуда что-то -
слишком
неподъемный труд
слишком тонкая
работа
для
живорожденных тут
их слова пускай
пройдут
речь, как
жесткая икота,
излечима, да и
кто там
побежал
топиться в пруд
переполненный
обидой?
---------
любишь
маленьких себят?
ах, люблю их
если спят
и становятся
все меньше…
наклоняются
сопят
надо мною
уберменши
тот же в общем
детский сад
те же крохи - но вполнеба
застят свет не
влазят в глаз
неуклюже и
нелепо
в маленьких
играют в нас
сущие дети они
ладони в цыпках
заусеницы
ссадины шрамы
гусеничные
следы
колени да локти
в зеленке
под ногтями -
воронеж тамбов
пенза или зола
арзамаса
там я не был -
но все поправимо
буду быть может
еще не вечер
на всех
растерянности хватит
добра с
довершьем
ну да, мы
прожили некстати
где центр где
стержень
не ведая но
веря глухо
и веря слепо
что есть минуты
легче духа
белее света
умерли не все -
но изменились
кажется что все
кого я знал
словно бы заранее простились
с цепью фонарей
уроненной в канал
и отправились -
кто степью кто чугункой
кто по воздуху
пройдя через магнит
на чукотку
жизни где звенит
вечноюный снег
а древняя трава
расступается и
обнажает вид
на блаженные
чужие острова
за проплешиной
родного океана
помнишь баха на
баяне?
убаюканный чаконой
волк-чабан
смежает веки
и, подпав под
обаянье
темы точной как
в аптеке,
мыслит ядерщик
ученый
о грядущей тьме
о точке
первотворческого
взрыва...
ты рожденная в
сорочке
вся страна
сплошное ухо
для единого
мотива
для
общеизвестной вести
слышно плохо, в
горле сухо
но глаза
увлажнены
если мы
приникли вместе
к репродуктору
больному
и не слушать не
вольны
будто ждем:
прервав дремоту
музыки.
бредущей к дому,
наконец-то
скажет кто-то:
Кончилось. Вы -
спасены
москвичи ушли
из булошной в концерт
слушать своего
арбатского карузу
пусто в центре.
выдает акцент
фраера-провинциала
не привычного
еще к чекистскому картузу
кожаному в
клиньях волевых...
что картуз!
подстилка, половик
здесь наделены
сознаньем пьедестала
чувством
несклоненной головы.
а ему, бедняге,
мало, мало
мало власти,
недостаточно москвы
больше не будет
большим
весь этот белый
свет
вот соберемся
решим
что вообще его
нет
что он
переполнен готов
да и в окнах
одна духота
хорошо хоть
разных цветов
цитируемая в
никуда
из
ниоткуда…Свист
над микрофоном.
Речь
Всяк человек
артист
соком ему
истечь
клюквенным не
сказав
в сущности
ничего
жалко да не его
он-то совсем не
прав
слева ему и
лечь
к темной славе
спиной -
косточкой
теменной
чувствуя:не
убечь
абыватель
гладкошерстный
глянет с явной
неприязнью
на курчавые на
перстни
выходца из
Прикавказья -
и айда к себе
на службу
в институт
ксенофобии
в тишину
серо-жемчужну
в глубину где
молча били
бьют и будут
бить покуда
мир не потеряет
цвета
став прозрачным
как цитата
но и горьким
как цикута
яд - сократу
мед - платону
нам бы солнышка
да пчелку
или кошку на
окне!
зря держали
оборону
заряжая как
двустволку
книгу взятую с
плеча
не держал я
оборону
не прилаживал
двустволку
у плеча и страшно
мне
что вокруг
сезон охоты
прошивают
вертолеты
воздух -
царскую парчу -
для нагой своей
свободы
строят платье
из погоды
райской -
дескать, облачу
в солнце,
празеленью трону
и гуляй себе в
траве
но цивильно по
закону
Государство -
по платону
время суток -
по Москве
время летне,
время оно
такие вот,
брат, блины
глядя со
стороны -
то ли полет
шмеля
то ли парад
планет
тихий дурак
поет
шумный дурак
шумит
да и мы неумны
слушая то и то
как бы с той
стороны
где подкладка
пальто
перелицована в
плащ
с кровавым
подбоем, блин
как
посудомойная машина
звякала душа
моя и дребезжала
жить мешала
попросту без
энергосистемы
без вопроса:
где мы?
в пустоте ли? в
гуще ли? в струе ли?
есть ли я на
самом деле?
если есть -
тогда куда я? где я?
где я здесь -
идея или провод? -
или просто
заковыка никакая
повод
высказаться - и не лучший повод
подсолнухи ван
гог опять аукцион
я список лотов
дочитал до середины
и вышел вон
из
недокупленной надышанной картины
но за
стеклянной дверью на балкон
еще трудней
дышать - они соорудили
индустриальный
вид со всех сторон
бесплатный,
видимо, однако обратимый
в бумаги ценные
где вновь изображен
все тот же издыхающий подсолнух
за жизнь
цепляется, за воздух за газон
толпой
подростков полусонных
когда-то
вытоптанный - кто из них на зонах
кто в бизнесе
кто выслан как Назон
в Тавриду
хладную в Румынию больную
июнь 2000